К. Дебюсси. Биография и творчество. Часть 4

Париж во второй половине XIX века.

В 1872 году обстоятельства семейной жизни Де­бюсси изменились. Ароза порывает отноше­ния с Клементиной, вследствие чего, Дебюсси лишается его помощи. Отец после выхода из тюрьмы (в январе 1873 года) получает должность помощника делопроизводителя. По всей вероятности, осознав конец своих мечтаний о карьере, Манюэль (отец Дебюсси) все более определенно превращается в ря­дового обывателя, находящего развлечение в картах, сидениях в кафе, посещениях популярных театраль­ных представлений. Теперь он рассчитывает на карь­еру старшего сына (средний — Эмманюэль, уже успел стать беспутным бездельником) и пытается за­ставить его проводить за роялем по 6 — 8 часов в сут­ки. Мать Дебюсси также не вносит в жизнь ребенка ничего утешительного. Ее характер отличают: неуравновешенность, вспыльчивость и грубость, в сочетании с, доходящей до вульгарности, мещанской деловитостью (Дебюсси и много позднее будет вспоминать ее пощечины).

По воспоминаниям Габриэля Пьерне, относя­щимся к 1873 году и последующим годам, Дебюсси был «… небольшого роста, плотный, коренастый, одетый в черную куртку, вид которой оживлялся отложным воротничком горохового цвета и бархатными штанишками. Он жил тогда на четвер­том этаже на улице Клапейрон. Его неуклюжесть и неловкость были исключительными. Вместе с тем, он был застенчив и даже дик».

«В классе фортепиано Мармонтеля он удивлял нас своей странной игрой. Не знаю, в силу ли естест­венной неловкости или застенчивости, но он бук­вально бросался на клавиатуру и форсировал все эф­фекты. Казалось, он одержим яростью против инст­румента. Он обходился с ним грубо, делал импульсив­ные жесты, шумно дышал при исполнении трудных пассажей. Эти недостатки понемногу смягчались, и он временами достигал эффектов удивительной мяг­кости и нежности. С присущими ей недостатками и достоинствами его игра оставалась чем-то очень свое­образным».

«Он был гурманом, но не чревоугодником. Он обо­жал вкусные вещи, но количество для него мало зна­чило… Этот бедный ребенок, вышедший из самой за­урядной семьи, имел во всем аристократические вкусы». К несколько более позднему времени относятся воспоминания Раймона Бонёр. Бонёру привелось бывать у Апгаля на дому, где Ашиль играл ему свои первые опыты композиции на старом инструменте с клавишами, обожженными си­гаретами. По словам Бонёра, Ашиль был тогда «скры­тен и держался немного отчужденно, обладал вкусом, уже весьма склонным ко всему редкому и драгоцен­ному; к тому же он был своеобразно обворожитель­ным, вопреки некоторым резкостям при первом соприкосновении…»

В это же время с Дебюсси познакомился Поль Видаль, сообщающий в своих воспоминаниях: «Дебюсси сразу поразил меня своим очень свое­образным видом — черными вьющимися волосами, падающими на лоб, горящими глазами, сосредоточен­ным и суровым выражением лица; в нем было что-то дикое. Мне удалось его приручить, и мы вскоре стали отменными друзьями». «Его игра, очень интересная, была не свободна от недостатков; он исполнял трели с трудом, но зато его левая рука обладала исключительной ловкостью и способностью к растяжению».

Эти портреты-наброски, несмотря на всю свою краткость и эскизность, свидетельствуют о многом. Они позволяют воссоздать образ страстного и увлекающегося человеческого характера, но, вместе с тем, стремящегося скрыть свои эмоции, обуздать их, найти высшее удовлетворение в сдержанной созер­цательности, в изысканности художественных и жиз­ненных наслаждений. Нельзя не заметить, что подоб­ный внутренний процесс характеризовал не только личные качества Ашиля, но и перелом (частично уже совершившийся) во французской духов­ной культуре того времени.

Между тем, пианистические успехи Дебюсси не спешили быстро продвигаться вперед. В январе 1878 года на публичном кон­курсе (исполнялось Allegro из сонаты ля-бемоль ма­жор Вебера) первую премию получает Камиль Беллэг. Ашиль же остается не премированным. В 1878 — 1879 годах он еще занимается в классе Мармонтеля. Профессор отмечает: «Талантлив, есть успехи. С легкостью в характере покончил; я доволен его работой и развитием; к несчастью, вывихнул себе большой палец».

Но, Ашилю не везет. На конкурсе 1879 года (при исполнении Allegro de Concert Шопена) Габриэль Пьерне получает первую премию, а Дебюсси вновь остается без награды. Пресса отмечает, что юный пи­анист как будто «пошел назад». Видимо, Ашилю по­мешали и «академические» недостатки его игры. Так, директору Консерватории А. Тома, привыкшему видеть в прелюдиях и фугах Баха сухие и строгие пьесы, решительно претило эмоциональное и разнообразное нюансирование их Ашилем.

Многие из окружающих в то время не смогли предугадать высокой музыкальной одаренности Дебюсси. Так, тогдашний его сотоварищ (а позднее критик-против­ник), уже упоминавшийся Камиль Беллэг впослед­ствии вспоминал о пребывании Дебюсси в классе Мармонтеля с изрядной долей насмешки: «Наконец-то ты пришел, мое дитя!», говорил Мармонтель, когда, зачастую запаздывая, входил ма­ленький мальчик тщедушного вида. Одетый в блузу, стянутую кушаком, он держал в руке нечто вроде бе­рета, окаймленного галуном и имевшего в центре, как на матросской шапочке, красный помпон.

Ничто в нем (ни его лицо, ни речь, ни игра) не обнаруживало артиста, настоящего или будущего. В его лице не было ничего выдающегося, кроме лба. Как пианист, он был одним из самых молодых, но, повторяю, не одним из лучших среди нас. В особен­ности помню его манию или его привычку, которая состояла в том, чтобы отмечать сильные доли такта чем-то вроде икоты или хриплого вздоха. Это преуве­личение ритма стало позднее наименьшим недостат­ком если не пианиста, то, по крайней мере, композитора. Вы согласитесь, узнав его имя. Его звали Клод Дебюсси. Очень замкнутый, чтобы не сказать немного угрюмый, он не привлекал симпатии своих товарищей».

В цитированных словах явственно сказывается недружественное и пристрастное отношение к Дебюсси. Но они, очевидно, показательны и как выражение распространенного в то время мнения о Дебюсси-пианисте, не оправдавшем возлагавшихся на него надежд. Нечего и говорить, что крушение в 1879 году намечавшейся виртуозной карьеры Ашиля самым не­благоприятным образом подействовало на его отца и мать. Легко представить себе семейные ссоры, стыч­ки, упреки и тяжелые переживания семнадцатилет­него юноши.

Уже в ноябре 1877 года Дебюсси поступил в класс профессора гармонии и аккомпанемента Эмиля Дюрана. Будучи посредственным музыкантом с рутин­ными взглядами и ремесленными требованиями, Дюран сначала приходил в возмущение и полное рас­стройство от выдумок Ашиля. Поль Видаль вспоминает, то Дебюсси «плохо ладил с профессором: вме­сто того, чтобы находить гармонии, ожидаемые по­следним, он всегда превышал задание — придумывал изобретательные разрешения, изящные, очарователь­ные, но отнюдь не школьные.

Эмиль Дюран, бывший хорошим профессором, но лишенный гибкости, сурово упрекал его». Позднее, Дюран выработал некоторую привычку. По воспоминаниям Антуана Банеса, он с каким-то особым наслаждением перечеркивал и ис­правлял гармонические задачи, выполненные Де­бюсси, но потом приговаривал с загадочной улыбкой: «Конечно, все это отнюдь не ортодоксально, но весьма изобретательно». Результатом такой «полусимпатии» (выражение Валласа) явилось посвящение Ашилем его раннего ученического трио — Дюрану, а также сочувственная характеристика Дебюсси, написанная учителем (правда, с обычным осуждением присущего Ашилю «легкомыслия»).

Упражнения Дебюсси в гармонии не принесли ему консерваторской славы, что было вполне закономерно. Будущий несравненный мастер гармониче­ского колорита уже начинал формироваться, и он ме­нее всего мог согласовывать свои стремления с совокупностью стандартных школьных правил. Год за го­дом, Дебюсси не получал премий и, разумеется, должен был пользоваться репутацией неважного ученика. Кстати сказать, в классе Дюрана Дебюсси смог найти себе друзей. Тот же Поль Видаль вспо­минает: «мы образовали вместе с Пьерне почти неразлучное трио. Раз в неделю, в хорошее время года, мы отправлялись заниматься контрапунктом в парк Монсо к бассейну, где шалости утят восхищали Де­бюсси».

Несколько иначе сложилась судьба Дебюсси в классе Огюста Базиля, преподававшего цифрованный бас, импровизацию аккомпанемента, чтение партитур (в этот класс Дебюсси поступил в октябре 1879 года). Учитель Многому не сочувствовал в фантазиях Ашиля за роялем, но он искренно восхищался его даровитостью. В июне 1880 года Базиль записал от­зыв о своем ученике: «Большие способности, хороший чтец с листа, очень хорошие пальцы (мог бы рабо­тать больше); хороший гармонист, несколько причуд­ливый, много инициативы и пыла».

Базиль полагал, что сочинять хорошо можно только за фортепиано. Дебюсси прислушивался к со­ветам учителя, и фортепиано навсегда сохранило для него особое значение. Однако, в дальнейшем, он при­учил себя обходиться и без инструмента, сочинять музыку при посредстве внутреннего слуха. Характерным свидетельством колебаний Дебюсси, который тя­готел к отвлеченному процессу сочинения музыки и все же в душе высоко ценил эмоциональную непо­средственность импровизации, служат его слова из письма к Ж. Дюрану от 22 июля 1915 г. из Пурвиля: «У меня до сих пор нет рояля. Я не болен от этого. Такое отсутствие сосредоточивает эмоцию, пре­пятствуя ей рассеяться в импровизациях, при кото­рых слишком часто поддаются порочному искушению рассказывать истории самому себе».

Занятия Дебюсси аккомпанементом в классе Базиля увенчались в 1880 году значительным официаль­ным успехом — он получил на очередном консерва­торском конкурсе первую премию. В этом же году Ашиль, однако, вовсе не был отмечен на конкурсе по гармонии. Конкурсная комиссия под председательст­вом Тома, включавшая Массне, Делиба, Гиро и дру­гих видных музыкантов обнаружила в его решении гармонической задачи несколько параллельных квинт и октав, которые, очевидно, уже в то время неотступно трево­жили сознание начинающего композитора.

При подготовке публикации были использованы материалы статьи В.Кремлева.