Париж во второй половине XIX века.
В 1872 году обстоятельства семейной жизни Дебюсси изменились. Ароза порывает отношения с Клементиной, вследствие чего, Дебюсси лишается его помощи. Отец после выхода из тюрьмы (в январе 1873 года) получает должность помощника делопроизводителя. По всей вероятности, осознав конец своих мечтаний о карьере, Манюэль (отец Дебюсси) все более определенно превращается в рядового обывателя, находящего развлечение в картах, сидениях в кафе, посещениях популярных театральных представлений. Теперь он рассчитывает на карьеру старшего сына (средний — Эмманюэль, уже успел стать беспутным бездельником) и пытается заставить его проводить за роялем по 6 — 8 часов в сутки. Мать Дебюсси также не вносит в жизнь ребенка ничего утешительного. Ее характер отличают: неуравновешенность, вспыльчивость и грубость, в сочетании с, доходящей до вульгарности, мещанской деловитостью (Дебюсси и много позднее будет вспоминать ее пощечины).
По воспоминаниям Габриэля Пьерне, относящимся к 1873 году и последующим годам, Дебюсси был «… небольшого роста, плотный, коренастый, одетый в черную куртку, вид которой оживлялся отложным воротничком горохового цвета и бархатными штанишками. Он жил тогда на четвертом этаже на улице Клапейрон. Его неуклюжесть и неловкость были исключительными. Вместе с тем, он был застенчив и даже дик».
«В классе фортепиано Мармонтеля он удивлял нас своей странной игрой. Не знаю, в силу ли естественной неловкости или застенчивости, но он буквально бросался на клавиатуру и форсировал все эффекты. Казалось, он одержим яростью против инструмента. Он обходился с ним грубо, делал импульсивные жесты, шумно дышал при исполнении трудных пассажей. Эти недостатки понемногу смягчались, и он временами достигал эффектов удивительной мягкости и нежности. С присущими ей недостатками и достоинствами его игра оставалась чем-то очень своеобразным».
«Он был гурманом, но не чревоугодником. Он обожал вкусные вещи, но количество для него мало значило… Этот бедный ребенок, вышедший из самой заурядной семьи, имел во всем аристократические вкусы». К несколько более позднему времени относятся воспоминания Раймона Бонёр. Бонёру привелось бывать у Апгаля на дому, где Ашиль играл ему свои первые опыты композиции на старом инструменте с клавишами, обожженными сигаретами. По словам Бонёра, Ашиль был тогда «скрытен и держался немного отчужденно, обладал вкусом, уже весьма склонным ко всему редкому и драгоценному; к тому же он был своеобразно обворожительным, вопреки некоторым резкостям при первом соприкосновении…»
В это же время с Дебюсси познакомился Поль Видаль, сообщающий в своих воспоминаниях: «Дебюсси сразу поразил меня своим очень своеобразным видом — черными вьющимися волосами, падающими на лоб, горящими глазами, сосредоточенным и суровым выражением лица; в нем было что-то дикое. Мне удалось его приручить, и мы вскоре стали отменными друзьями». «Его игра, очень интересная, была не свободна от недостатков; он исполнял трели с трудом, но зато его левая рука обладала исключительной ловкостью и способностью к растяжению».
Эти портреты-наброски, несмотря на всю свою краткость и эскизность, свидетельствуют о многом. Они позволяют воссоздать образ страстного и увлекающегося человеческого характера, но, вместе с тем, стремящегося скрыть свои эмоции, обуздать их, найти высшее удовлетворение в сдержанной созерцательности, в изысканности художественных и жизненных наслаждений. Нельзя не заметить, что подобный внутренний процесс характеризовал не только личные качества Ашиля, но и перелом (частично уже совершившийся) во французской духовной культуре того времени.
Между тем, пианистические успехи Дебюсси не спешили быстро продвигаться вперед. В январе 1878 года на публичном конкурсе (исполнялось Allegro из сонаты ля-бемоль мажор Вебера) первую премию получает Камиль Беллэг. Ашиль же остается не премированным. В 1878 — 1879 годах он еще занимается в классе Мармонтеля. Профессор отмечает: «Талантлив, есть успехи. С легкостью в характере покончил; я доволен его работой и развитием; к несчастью, вывихнул себе большой палец».
Но, Ашилю не везет. На конкурсе 1879 года (при исполнении Allegro de Concert Шопена) Габриэль Пьерне получает первую премию, а Дебюсси вновь остается без награды. Пресса отмечает, что юный пианист как будто «пошел назад». Видимо, Ашилю помешали и «академические» недостатки его игры. Так, директору Консерватории А. Тома, привыкшему видеть в прелюдиях и фугах Баха сухие и строгие пьесы, решительно претило эмоциональное и разнообразное нюансирование их Ашилем.
Многие из окружающих в то время не смогли предугадать высокой музыкальной одаренности Дебюсси. Так, тогдашний его сотоварищ (а позднее критик-противник), уже упоминавшийся Камиль Беллэг впоследствии вспоминал о пребывании Дебюсси в классе Мармонтеля с изрядной долей насмешки: «Наконец-то ты пришел, мое дитя!», говорил Мармонтель, когда, зачастую запаздывая, входил маленький мальчик тщедушного вида. Одетый в блузу, стянутую кушаком, он держал в руке нечто вроде берета, окаймленного галуном и имевшего в центре, как на матросской шапочке, красный помпон.
Ничто в нем (ни его лицо, ни речь, ни игра) не обнаруживало артиста, настоящего или будущего. В его лице не было ничего выдающегося, кроме лба. Как пианист, он был одним из самых молодых, но, повторяю, не одним из лучших среди нас. В особенности помню его манию или его привычку, которая состояла в том, чтобы отмечать сильные доли такта чем-то вроде икоты или хриплого вздоха. Это преувеличение ритма стало позднее наименьшим недостатком если не пианиста, то, по крайней мере, композитора. Вы согласитесь, узнав его имя. Его звали Клод Дебюсси. Очень замкнутый, чтобы не сказать немного угрюмый, он не привлекал симпатии своих товарищей».
В цитированных словах явственно сказывается недружественное и пристрастное отношение к Дебюсси. Но они, очевидно, показательны и как выражение распространенного в то время мнения о Дебюсси-пианисте, не оправдавшем возлагавшихся на него надежд. Нечего и говорить, что крушение в 1879 году намечавшейся виртуозной карьеры Ашиля самым неблагоприятным образом подействовало на его отца и мать. Легко представить себе семейные ссоры, стычки, упреки и тяжелые переживания семнадцатилетнего юноши.
Уже в ноябре 1877 года Дебюсси поступил в класс профессора гармонии и аккомпанемента Эмиля Дюрана. Будучи посредственным музыкантом с рутинными взглядами и ремесленными требованиями, Дюран сначала приходил в возмущение и полное расстройство от выдумок Ашиля. Поль Видаль вспоминает, то Дебюсси «плохо ладил с профессором: вместо того, чтобы находить гармонии, ожидаемые последним, он всегда превышал задание — придумывал изобретательные разрешения, изящные, очаровательные, но отнюдь не школьные.
Эмиль Дюран, бывший хорошим профессором, но лишенный гибкости, сурово упрекал его». Позднее, Дюран выработал некоторую привычку. По воспоминаниям Антуана Банеса, он с каким-то особым наслаждением перечеркивал и исправлял гармонические задачи, выполненные Дебюсси, но потом приговаривал с загадочной улыбкой: «Конечно, все это отнюдь не ортодоксально, но весьма изобретательно». Результатом такой «полусимпатии» (выражение Валласа) явилось посвящение Ашилем его раннего ученического трио — Дюрану, а также сочувственная характеристика Дебюсси, написанная учителем (правда, с обычным осуждением присущего Ашилю «легкомыслия»).
Упражнения Дебюсси в гармонии не принесли ему консерваторской славы, что было вполне закономерно. Будущий несравненный мастер гармонического колорита уже начинал формироваться, и он менее всего мог согласовывать свои стремления с совокупностью стандартных школьных правил. Год за годом, Дебюсси не получал премий и, разумеется, должен был пользоваться репутацией неважного ученика. Кстати сказать, в классе Дюрана Дебюсси смог найти себе друзей. Тот же Поль Видаль вспоминает: «мы образовали вместе с Пьерне почти неразлучное трио. Раз в неделю, в хорошее время года, мы отправлялись заниматься контрапунктом в парк Монсо к бассейну, где шалости утят восхищали Дебюсси».
Несколько иначе сложилась судьба Дебюсси в классе Огюста Базиля, преподававшего цифрованный бас, импровизацию аккомпанемента, чтение партитур (в этот класс Дебюсси поступил в октябре 1879 года). Учитель Многому не сочувствовал в фантазиях Ашиля за роялем, но он искренно восхищался его даровитостью. В июне 1880 года Базиль записал отзыв о своем ученике: «Большие способности, хороший чтец с листа, очень хорошие пальцы (мог бы работать больше); хороший гармонист, несколько причудливый, много инициативы и пыла».
Базиль полагал, что сочинять хорошо можно только за фортепиано. Дебюсси прислушивался к советам учителя, и фортепиано навсегда сохранило для него особое значение. Однако, в дальнейшем, он приучил себя обходиться и без инструмента, сочинять музыку при посредстве внутреннего слуха. Характерным свидетельством колебаний Дебюсси, который тяготел к отвлеченному процессу сочинения музыки и все же в душе высоко ценил эмоциональную непосредственность импровизации, служат его слова из письма к Ж. Дюрану от 22 июля 1915 г. из Пурвиля: «У меня до сих пор нет рояля. Я не болен от этого. Такое отсутствие сосредоточивает эмоцию, препятствуя ей рассеяться в импровизациях, при которых слишком часто поддаются порочному искушению рассказывать истории самому себе».
Занятия Дебюсси аккомпанементом в классе Базиля увенчались в 1880 году значительным официальным успехом — он получил на очередном консерваторском конкурсе первую премию. В этом же году Ашиль, однако, вовсе не был отмечен на конкурсе по гармонии. Конкурсная комиссия под председательством Тома, включавшая Массне, Делиба, Гиро и других видных музыкантов обнаружила в его решении гармонической задачи несколько параллельных квинт и октав, которые, очевидно, уже в то время неотступно тревожили сознание начинающего композитора.
При подготовке публикации были использованы материалы статьи В.Кремлева.
