Приобретая усадьбу «Архангельское», Н. Б. Юсупов не руководствовался хозяйственными соображениями. Вынужденный переехать на постоянное жительство в Москву, он хотел иметь такое имение, в котором можно было бы наслаждаться и демонстрировать свое богатство и вкус другим. Поэтому в дальнейшем, в течение всей своей жизни, Юсупов постоянно, не жалея средств, вел в Архангельском строительные работы и наполнял усадьбу исключительными художественными ценностями.
Сразу же после покупки усадьбы, Юсупов спешит закончить отделку Большого дома. Все работы по усадьбе ведутся под наблюдением (бывшего еще у Голицыных управляющим имением) иностранца Дерусси. Еще в 1804 г., Юсупов перевез в Москву из Петербурга большое количество одежды, фарфора, столового и чайного серебра, а также:
«два ящика с книгами, картин, писанных маслом, в золоченых рамах 6 и 17 портретов (царской фамилии и родовых), картин тканья больших гарусовых 9, две мраморные кариатиды с пьедесталами, 1 лев лежащий, 1 львица лежащая, беломраморных ваз 4 с пьедесталами, Аполлон, Венера, Амур плачущий, Диана, Венера, Ганимед, две беломраморных капители».
После продажи дома в Петербурге, Юсупов перевозит в Архангельское свою картинную галерею и собрание мраморов, так что в 1812 г. законченный отделкой дом наполнился богатой и художественной обстановкой.
Война 1812 г. прекратила строительство и заставила все ценное прятать или спешно вывозить. Ценности и картины были вывезены в Астрахань. Мраморные статуи зарыли в землю. Вся же, усадьба и Большой дом значительно пострадали — и не только от французов, но и от местных крестьян. Крепостной архитектор В. Я. Стрижаков, осматривавший Архангельское после ухода французов из Москвы 31 октября 1812 г., писал Юсупову: «Во многих рамах стекла перебиты, а иные двери и рамы изломаны, полы во многих комнатах подняты, словом сказать, как взойти в дом и взглянуть на все с чувством, то надобно ужаснуться. Кожевенный завод весь разорен, и попа с дьячком совсем разорили, однако не французы, а воронковские мужики».
Еще подробнее доносит управляющий Архангельского Плохотников 20 декабря 1812 года: «В бытность французов крестьяне воронковские и ивановские, как в Большом доме, так и в прочих местах, все били, ломали…, что можно видеть из посланной при сем ведомости. А по прошествии французов все крестьяне, как-то: захаровские, раздоровские, воронковские и ивановские, соединясь вместе, забунтовали и говорили, что уже они не господские, а завоеванные. Потом господский хлеб… разделили между собою, а дворовых людей всех оставили без хлеба».
В приложенной к донесению «Ведомости об испорченных в 1812 г. вещах» показано, что «зеркала в золотых трюмах перебиты в мелкие части, часы унесены… Алебастровые лепные фигуры две разбиты в мелкие части». В вестибюле у мраморной группы целующихся Амура и Психеи «руки отбиты». Везде побиты зеркала, люстры, унесены со столов мраморные доски, разломаны китайские ширмы, биллиард, поломаны гусли, из библиотеки унесено семь шкафов красного дерева.
С 1813 г. начинается второй строительный период в Архангельском, который тянется до 1820 г., когда пожар уничтожил почти все внутреннее убранство Большого дома. За этот период, строительством руководили несколько московских архитекторов: Жуков Илья Данилович (1813 г.), Бове Осип Иванович (1814-1815 гг.), Мельников Степан Петрович (1817-1818 гг.) и Тюрин Евграф Дмитриевич (1817-1828 гг.). Но эти столичные мастера, занятые в Москве службой, давали для Архангельского проекты и редко приезжали сюда посмотреть сделанное, или проконсультировать при возникших затруднениях.
Осуществление проектов в натуре всецело лежало на крепостном архитекторе Юсупова – Василии Яковлевиче Стрижакове, который сначала ведал только строительными работами в Архангельском, а затем, с 1815 г., был назначен и управляющим имением. Он проявлял большой интерес к работе; самостоятельно решал, когда и что надо ремонтировать, составлял сметы на строительные материалы и рабочую силу, проектировал здания служб, набирал и руководил рабочей силой, наблюдал за выполнением договоров подрядчиками, почти непрерывно находился на постройках, производил приемку работ и давал заключения по расчетам. Это был в полном смысле слова «архитектор на лесах».
В течение 1813 и 1814 гг. производится капитальный ремонт Большого дома. Над зданием театра, помещавшимся тогда во флигеле, устраивается картинная галерея. Над Большим домом вновь возводится «фонарик» (бельведер). В сентябре 1813 г. Стрижаков доносит в главную контору, что в строящейся картинной галерее архитектор Жуков намерен поставить 6 кирпичных колонн, тогда как Стрижаков признает более целесообразным поставить 16 деревянных. В том же докладе Стрижаков указывает, что для фонарика над домом следует делать не тройные, как проектировал архитектор Жуков, а цельные рамы — «на все окно — одну раму, потому что на такой вышине будет забивать дождь и снег». Неизвестно, чем кончился этот спор, но имя архитектора Жукова с тех пор не упоминается. Однако видно, что были произведены весьма значительные работы.
В том же 1813 г. достраивается и оранжерея, замыкающая парк с южной части, находящаяся с правой стороны зеленого партера. В 1813 г. подрядчик Шеметов обязуется доделать начатую в 1812 г. оранжерею к 1 сентября 1813 г., сделав «все то в ней, против сделанной мною же, Шеметовым, в том селе лавровой оранжерее». К окончанию постройки оранжерей сюда были привезены из Васильевского имения груши, сливы, каштаны, яблони, виноград — всего 168 оранжерейных деревьев. Садовым делом по-прежнему руководит Дерусси. В 1814 г. закончена окраска крыш на доме, флигелях и лимонной оранжерее. Летом этого же года в картинной галерее и оранжереях были выложены печи из красных изразцов. К концу лета закончились и штукатурные работы, так как 29 августа 1814 г. приглашается из Москвы архитектор Бове «для осмотра штукатурных работ в картинной галерее, в капризе и оранжерее».
Заканчивается и внутренняя отделка дома. Все лето в доме работает лепщик Иван Петров Копылов и крепостные живописцы: Михаил Полтев, Егор Шабанин, Федор Сотников и Иван Колесников. Отделка дома была закончена, и в январе 1815 г. Юсупов требует от архитектора Стрижакова представления ему «рисунков Архангельскому строению», каковые в количестве 29 чертежей и были ему доставлены. Сохранившийся перечень дает возможность восстановить состояние архангельских построек к началу 1815 г., тем более что многие из этих чертежей сохранились. К этому времени колоннады еще не были закончены, и дом не замыкался, как в настоящее время, триумфальными воротами. Строение было оштукатурено и окрашено в красный цвет, сохраняя белыми наличники, карнизы и колонны.
В июне 1815 г. Стрижаков доносит «о производстве строения удобного перехода над колоннами дома в библиотеку с балюстрадой». Рисунок балясины для балюстрады делает архитектор Бове; чертеж сохраняется в Архангельском музее-усадьбе. Весной 1816 г. переходы были выкрашены. Внутри Большого дома продолжали работать живописцы. В этом же году Юсупов решает улучшить водоснабжение в парке и вместо примитивной машины, устроенной при Голицыне, поставить паровую, а деревянные трубы заменить чугунными. Для этого, под горой, около Горятинского пруда, с 1815 г. под наблюдением Стрижакова начинает строиться «водовзводная башня», а в 1815 г. возле башни «амбар» для паровой машины.
В 1816 г. из Петербурга привезли машину. Заказанные Чесменскому чугунные водопроводные трубы, общим весом 26 т, по получении, бракуются Юсуповым и снова, переливаются. Установка паровой машины производилась под наблюдением инженерного полковника, который наблюдал и за кладкой шатра над машиной, на что потребовалось 76 тыс. кирпичей и свыше 16 т алебастра. В Архангельском музее-усадьбе сохранились от этого времени два чертежа, представляющие схему питания парка водою из озера и схему водоснабжения фонтанов парка. В сентябре 1815 г. был убит управляющий имением Дерусси, и место главного садовника в Архангельском занял Унгебауэр, который увеличивает заботы о парке и оранжереях, доведя число садовников до 20 человек.
На 1816 г. были намечены большие работы, помимо, продолжавшихся водопроводных. Составляется смета потребных материалов, Юсупов подписывает приказ, «что назначается построить вновь и что исправить из старого строения в нынешнем 1816 г.». В Большом доме устраивается подъемная машина, по типу принятых в эрмитажах эпохи барокко, действующая на блоках и канатах посредством человеческой силы. Машина была устроена в угольной комнате и функционировала в Архангельском до пожара 1820 г.
Художественный интерес представляет превращение угольных комнат в правой части дома из квадратных в восьмиугольные — исключительно для развески картин Робера. Из двух других комнат, сломав перегородки, сделали одну большую для картин Тьеполо, почему комната получила название «Салон Тьеполо» или «Венецианский зал». Работы в Большом доме продолжаются и в 1817 г. К ним привлекается архитектор Ев. Д. Тюрин, затребовавший от Стрижакова «фасады различных строений в карандаше и «план». Тюрин присылает в Архангельское рисунки Большого дома и театра, затем приезжает сам. Основными работами этого периода стали перестройка крыши и фонарика, превращаемого в бельведер, а также устройство въездных ворот перед домом. С подрядчиком Осипом Ивановым заключается договор на устройство бельведера в 12 аршин диаметром с освещением.
Летом 1817 г. работами в Большом доме ведает арх. Мельников. Он проектирует прекрасные лестницы из аванзала во второй этаж дома с кариатидами и амурами в трельяжных беседках. К осени, бельведер был закончен. К августу, над капителями колонн был вытянут карниз, и вся постройка снаружи и внутри оштукатурена. Над бельведером было сделано 48 лепных модульонов и 16 коринфских капителей. В этом же году парадный двор перед Большим домом был замкнут триумфальной аркой. Между флигелями перед домом, подрядчик Нарышкин «строит по учиненному архитектором плану и фасаду из княжеского кирпича каменные ворота с колоннами и кирпичным сводом над проездом». В это же время, ворота усадьбы были выложены и оштукатурены. На цоколе с двух сторон поставлено 8 колонн из кирпича, на карнизах и фронтонах сделано 56 больших гладких медальонов. Одновременно, возобновлены капители и портик перед входом в дом.
В августе 1817 г. в парк привозятся из Москвы «центавры», причем рабочие, вопреки распоряжению Юсупова, желавшего, чтобы центавры были обращены лицом к мосту, поставили их лицом в сад. Центавры стояли напротив поперечной аллеи, ведущей к «Капризу». Де Куртейль зарисовал этих центавров и копии этого рисунка сохранились в Архангельском музее. В том же году, под статую Амура около «Каприза» делается пьедестал из белого камня.
В октябре 1818 г. Тюрин представляет смету на надстройку второго этажа в «Капризе», причем делает два варианта, но, по-видимому, дом пришлось строить почти заново. Работой руководил ученик заболевшего Стрижакова, крепостной архитекторский помощник Иван Борунов. В 1819 г. работа каменщиков в «Капризе» состояла в том, что «ломали колонны, тесали камень, подымали крышу». После перестройки, судя по сохранившимся рисункам, «Каприз» представлял вытянутое в первом этаже здание, над центральной частью которого возвышался второй этаж; центральная часть с обоих фасадов была украшена колоннами во всю высоту здания.
В 1819 г. из четырех колонн и карниза, отделенных от старого здания «Каприза», под наблюдением Тюрина устраивается в парке беседка (0,7 x 0,35 м), у которой три задние стенки были глухие. Эта беседка использована для установки в ней памятника Екатерине II, работы Рашетта. Судя по плану с. Архангельского 1818 г., в первом прямоугольнике от большой террасы, налево от зеленого партера, был устроен «вольер» (т. е. птичник). И, наконец, «на горе, у лавровой оранжереи, был сооружен мост, у каретных сараев, над оврагом мост и беседка (ротонда) у лимонной оранжереи, на горе».
В 1819 г. Архангельское лишилось своего энергичного и способного архитектора-практика Стрижакова. У Стрижакова было два ученика: вышеупомянутый Иван Борунов и Федор Бредихин, который позднее работал не по специальности в главной конторе. Напряженная работа Стрижакова оплачивалась в самых незначительных размерах. Помимо обычных для всех дворовых харчевых, он получал до 1814 г. по 60 руб. в год ассигнациями жалованья; с 1814 г. его оклад увеличивается до 90 руб. в год, а с 1816 г. повышается до 115 руб. в год. Несмотря на свой молодой возраст, Стрижаков в 1819 г. серьезно заболел и 5 мая был освобожден от всех своих многочисленных обязанностей.
С июля Стрижаков совершенно не показывался на работе, а 3 октября 1819 г. скончался. 4 октября крепостной архитектор был похоронен «по-богатому», так как на его похороны было истрачено 98 руб. 75 коп. Его вдове, в возмещение расходов по лечению и погребению, Юсупов распорядился выдать единовременно 172 руб. 75 коп. Затем, долго значатся по книгам выдачи по два рубля харчевых вдове и сыну Стрижакова. Такова была барская оценка трудов энергичного и способного архитектора. Болен Стрижаков был, по всей вероятности, туберкулезом, так как среди дворовых мастеров (в особенности среди лиц, проходивших специальное обучение, например «живописных учеников») многие страдали «чахоткой». Кончина Стрижакова, несомненно, отразилась на дальнейшем ходе строительных работ в Архангельском, так как впоследствии Юсупов не имел в своем распоряжении другого такого же талантливого мастера из крепостных.
При подготовке публикации были использованы материалы статьи С.В.Безсонова.