Усадьба «Архангельское». Архитектура и дизайн интерьера. Часть 4

Приобретая усадьбу «Архангельское», Н. Б. Юсупов не руководствовался хозяйственными соображениями. Вынужденный переехать на постоянное жительство в Моск­ву, он хотел иметь такое имение, в котором можно было бы наслаждаться и демонстрировать свое богатство и вкус другим. Поэтому в дальнейшем, в течение всей своей жизни, Юсупов постоянно, не жалея средств, вел в Архангельс­ком строительные работы и наполнял усадьбу исключительными художе­ственными ценностями.

Подпорная стена нижней террасы. До 1812 г.

Сразу же после покупки усадьбы, Юсупов спешит закончить отделку Боль­шого дома. Все работы по усадьбе ведутся под наблюдением (бывшего еще у Голицыных управляющим имением) иностранца Дерусси. Еще в 1804 г., Юсупов перевез в Москву из Петербурга большое количе­ство одежды, фарфора, столового и чайного серебра, а также:

«два ящика с книгами, картин, писанных маслом, в золоченых рамах 6 и 17 портретов (цар­ской фамилии и родовых), картин тканья больших гарусовых 9, две мрамор­ные кариатиды с пьедесталами, 1 лев лежащий, 1 львица лежащая, беломра­морных ваз 4 с пьедесталами, Аполлон, Венера, Амур плачущий, Диана, Вене­ра, Ганимед, две беломраморных капители». 

После продажи дома в Петербурге, Юсупов перевозит в Архангельское свою картинную галерею и собрание мраморов, так что в 1812 г. законченный отделкой дом наполнился богатой и художественной обстановкой.

Усадьба Архангельское. Фасады, разрез центральной части и план Библиотеки в парке.

Война 1812 г. прекратила строительство и заставила все ценное прятать или спешно вывозить. Ценности и картины были вывезены в Астрахань. Мра­морные статуи зарыли в землю. Вся же, усадьба и Большой дом значительно пострадали — и не только от французов, но и от местных крестьян. Крепостной архитектор В. Я. Стрижаков, осматривавший Архангельское после ухода французов из Москвы 31 октября 1812 г., писал Юсупову: «Во многих рамах стекла перебиты, а иные двери и рамы изломаны, полы во многих комнатах подняты, словом сказать, как взойти в дом и взглянуть на все с чувством, то надобно ужаснуться. Кожевенный завод весь разорен, и попа с дьяч­ком совсем разорили, однако не французы, а воронковские мужики».

Еще подробнее доносит управляющий Архангельского Плохотников 20 декабря 1812 года: «В бытность французов крестьяне воронковские и иванов­ские, как в Большом доме, так и в прочих местах, все били, ломали…, что можно видеть из посланной при сем ведомости. А по прошествии французов все крестьяне, как-то: захаровские, раздоровские, воронковские и ивановские, соединясь вместе, забунтовали и говорили, что уже они не господские, а завоеванные. Потом господский хлеб… разделили между собою, а дворовых людей всех оставили без хлеба».

В приложенной к донесению «Ведомости об испорченных в 1812 г. вещах» показано, что «зеркала в золотых трюмах перебиты в мелкие части, часы унесе­ны… Алебастровые лепные фигуры две разбиты в мелкие части». В вестибюле у мраморной группы целующихся Амура и Психеи «руки отбиты». Везде побиты зеркала, люстры, унесены со столов мраморные доски, раз­ломаны китайские ширмы, биллиард, поломаны гусли, из библиотеки унесено семь шкафов красного дерева.

С 1813 г. начинается второй строительный период в Архангельском, который тянется до 1820 г., когда пожар уничтожил почти все внутреннее убранство Боль­шого дома. За этот период, строительством руководили несколько московских архитекторов: Жуков Илья Данилович (1813 г.), Бове Осип Иванович (1814-1815 гг.), Мельников Степан Петрович (1817-1818 гг.) и Тюрин Евграф Дмитриевич (1817-1828 гг.). Но эти столичные мастера, занятые в Москве службой, давали для Архангельского проекты и редко приезжали сюда посмот­реть сделанное, или проконсультировать при возникших затруднениях.

Осуществление проектов в натуре всецело лежало на крепостном архитекторе Юсупова – Василии Яковлевиче Стрижакове, который сначала ведал только строитель­ными работами в Архангельском, а затем, с 1815 г., был назначен и управляющим имением. Он проявлял большой интерес к работе; самостоятельно решал, когда и что надо ремонтировать, составлял сметы на строительные материалы и рабочую силу, проектировал здания служб, на­бирал и руководил рабочей силой, наблюдал за выполнением договоров подрядчиками, почти непрерывно находился на постройках, производил приемку работ и давал заключения по расчетам. Это был в полном смысле слова «архи­тектор на лесах».

Усадьба Архангельское. Продольный разрез павильона Библиотеки. Неизвестный архитектор.

В течение 1813 и 1814 гг. производится капитальный ремонт Большого дома. Над зданием театра, помещавшимся тогда во флигеле, устраивается картинная галерея. Над Большим домом вновь возводится «фонарик» (бель­ведер). В сентябре 1813 г. Стрижаков доносит в главную контору, что в стро­ящейся картинной галерее архитектор Жуков намерен поставить 6 кирпичных колонн, тогда как Стрижаков признает более целесообразным поставить 16 деревянных. В том же докладе Стрижаков указывает, что для фонарика над домом следует делать не тройные, как проектировал архитектор Жуков, а цельные рамы — «на все окно — одну раму, потому что на такой вышине будет забивать дождь и снег». Неизвестно, чем кончился этот спор, но имя архи­тектора Жукова с тех пор не упоминается. Однако видно, что были произведены весьма значительные работы.

В том же 1813 г. достраивается и оранжерея, замы­кающая парк с южной части, находящаяся с правой стороны зеленого парте­ра. В 1813 г. подрядчик Шеметов обязуется доделать начатую в 1812 г. оранжерею к 1 сентября 1813 г., сделав «все то в ней, против сделанной мною же, Шеметовым, в том селе лавровой оранжерее». К окончанию постройки оранжерей сюда были привезены из Васильевского имения груши, сли­вы, каштаны, яблони, виноград — всего 168 оранжерейных деревь­ев. Садовым делом по-прежнему руководит Дерусси. В 1814 г. закончена окраска крыш на доме, флигелях и лимонной оранжерее. Летом этого же года в картинной галерее и оранжереях были выложены печи из красных израз­цов. К концу лета закончились и штукатурные работы, так как 29 августа 1814 г. приглашается из Москвы архитектор Бове «для осмотра штукатур­ных работ в картинной галерее, в капризе и оранжерее».

Заканчивается и внутренняя отделка дома. Все лето в доме работает лепщик Иван Петров Копылов и крепостные живописцы: Михаил Полтев, Егор Шабанин, Федор Сотников и Иван Колесников. Отделка дома была закончена, и в январе 1815 г. Юсупов требует от архитектора Стрижакова представления ему «рисунков Архангельскому стро­ению», каковые в количестве 29 чертежей и были ему доставлены. Сохра­нившийся перечень дает возможность восстановить состояние архан­гельских построек к началу 1815 г., тем более что многие из этих чертежей сохранились. К этому времени колоннады еще не были закончены, и дом не замыкался, как в настоящее время, триумфальными воротами. Строение было ош­тукатурено и окрашено в красный цвет, сохраняя белыми наличники, карнизы и колонны.

В июне 1815 г. Стрижаков доносит «о производстве строения удобного перехода над колоннами дома в библиотеку с балюстрадой». Рисунок баля­сины для балюстрады делает архитектор Бове; чертеж сохраняется в Архан­гельском музее-усадьбе. Весной 1816 г. переходы были выкрашены. Внутри Большого дома продолжали работать живописцы. В этом же году Юсупов решает улучшить водоснабжение в парке и вместо примитивной машины, устроенной при Голицыне, поставить паровую, а дере­вянные трубы заменить чугунными. Для этого, под горой, около Горятинского пруда, с 1815 г. под наблюдением Стрижакова начинает строиться «водовзводная башня», а в 1815 г. возле башни «амбар» для паровой машины.

Усадьба Архангельское. Внутреннее оформление центральной части Библиотеки. Разрез. Конец XVIII в.

В 1816 г. из Петербурга привезли машину. Заказанные Чесменскому чугунные водопроводные трубы, общим весом 26 т, по получении, бракуются Юсуповым и снова, переливаются. Установка паровой машины производилась под наблю­дением инженерного полковника, который наблюдал и за кладкой шатра над машиной, на что потребовалось 76 тыс. кирпичей и свыше 16 т алебастра. В Архангельском музее-усадьбе сохранились от этого времени два чертежа, пред­ставляющие схему питания парка водою из озера и схему водоснабжения фон­танов парка. В сентябре 1815 г. был убит управляющий имением Дерусси, и место главного садовника в Архангельском занял Унгебауэр, который увеличивает заботы о парке и оранжереях, доведя число садовников до 20 человек.

На 1816 г. были намечены большие работы, помимо, продолжавшихся водопро­водных. Составляется смета потребных материалов, Юсупов подписывает при­каз, «что назначается построить вновь и что исправить из старого строения в нынешнем 1816 г.». В Большом доме устраивается подъемная машина, по типу принятых в эрмитажах эпохи барокко, действующая на блоках и канатах посредством че­ловеческой силы. Машина была устроена в угольной комнате и функциониро­вала в Архангельском до пожара 1820 г.

Художественный интерес представляет превращение угольных комнат в правой части дома из квадратных в восьмиугольные — исключительно для развески картин Робера. Из двух других комнат, сломав перегородки, сделали одну большую для картин Тьеполо, почему комната получила название «Са­лон Тьеполо» или «Венецианский зал». Работы в Большом доме продолжаются и в 1817 г. К ним привлекает­ся архитектор Ев. Д. Тюрин, затребовавший от Стрижакова «фасады различных строений в карандаше и «план». Тюрин присылает в Архангельское рисунки Большого дома и театра, затем приезжает сам. Основными работами этого периода стали перестройка крыши и фонарика, превращаемого в бельведер, а также устрой­ство въездных ворот перед домом. С подрядчиком Осипом Ивановым заключается договор на устройство бельведера в 12 аршин диаметром с освещением.

Усадьба Архангельское. План и фасад Зеленой беседки у «Каприза».

Летом 1817 г. работами в Большом доме ведает арх. Мельников. Он проектирует прекрасные лестницы из аванзала во второй этаж дома с кариа­тидами и амурами в трельяжных беседках. К осени, бельведер был закончен. К августу, над капителями колонн был вытянут карниз, и вся постройка сна­ружи и внутри оштукатурена. Над бельведером было сделано 48 лепных модульонов и 16 коринфских капителей. В этом же году парадный двор перед Большим домом был замкнут триум­фальной аркой. Между флигелями перед домом, подрядчик Нарышкин «строит по учиненному архитектором плану и фасаду из княжеского кирпича каменные ворота с колоннами и кирпичным сводом над проездом». В это же время, ворота усадьбы были выложены и оштукатурены. На цоколе с двух сторон поставлено 8 колонн из кирпича, на карнизах и фронтонах сделано 56 больших гладких медальонов. Одновременно, возобновлены капители и портик перед входом в дом.

В августе 1817 г. в парк привозятся из Москвы «центавры», причем рабо­чие, вопреки распоряжению Юсупова, желавшего, чтобы центавры были обра­щены лицом к мосту, поставили их лицом в сад. Центавры стояли напротив поперечной аллеи, ведущей к «Капризу». Де Куртейль зарисовал этих центав­ров и копии этого рисунка сохранились в Архангельском музее. В том же году, под статую Амура около «Каприза» делается пьедестал из белого камня.

В октябре 1818 г. Тюрин представляет смету на надстройку второго этажа в «Кап­ризе», причем делает два варианта, но, по-видимому, дом пришлось строить почти заново. Работой руководил ученик заболевшего Стрижакова, крепостной архитекторс­кий помощник Иван Борунов. В 1819 г. работа каменщиков в «Капризе» состояла в том, что «ломали колонны, тесали камень, подымали крышу». После перестройки, судя по сохранившимся рисункам, «Каприз» пред­ставлял вытянутое в первом этаже здание, над центральной частью которого возвышался второй этаж; центральная часть с обоих фасадов была украшена колоннами во всю высоту здания.

Усадьба Архангельское. Беседка с памятником Екатерине II, работы Рашетта

В 1819 г. из четырех колонн и карниза, отделенных от старого здания «Каприза», под наблюдением Тюрина устраивается в парке беседка (0,7 x 0,35 м), у которой три задние стенки были глухие. Эта беседка использована для уста­новки в ней памятника Екатерине II, работы Рашетта. Судя по плану с. Ар­хангельского 1818 г., в первом прямоугольнике от большой террасы, налево от зеленого партера, был устроен «вольер» (т. е. птичник). И, наконец, «на горе, у лавровой оранжереи, был сооружен мост, у каретных сараев, над оврагом мост и беседка (ротонда) у лимонной оранжереи, на горе».

В 1819 г. Архангельское лишилось своего энергичного и способного архитектора-практика Стрижакова. У Стрижакова было два ученика: вышеупомя­нутый Иван Борунов и Федор Бредихин, который позднее работал не по спе­циальности в главной конторе. Напряженная работа Стрижакова оплачивалась в самых незначительных размерах. Помимо обычных для всех дворовых харчевых, он получал до 1814 г. по 60 руб. в год ассигнациями жалованья; с 1814 г. его оклад увеличивается до 90 руб. в год, а с 1816 г. повышается до 115 руб. в год. Несмотря на свой молодой возраст, Стрижаков в 1819 г. серьезно заболел и 5 мая был освобожден от всех своих многочисленных обязанностей.

С июля Стрижаков совершенно не показывался на работе, а 3 октября 1819 г. скончался. 4 октября крепостной архитектор был похоронен «по-богатому», так как на его похороны было истрачено 98 руб. 75 коп. Его вдове, в возмещение расходов по лечению и погребению, Юсупов распорядился выдать единовременно 172 руб. 75 коп. Затем, долго значатся по книгам выдачи по два рубля харчевых вдове и сыну Стрижакова. Такова была барская оценка трудов энергичного и способного архитектора. Болен Стрижаков был, по всей вероятности, туберку­лезом, так как среди дворовых мастеров (в особенности среди лиц, прохо­дивших специальное обучение, например «живописных учеников») многие страдали «чахоткой». Кончина Стрижакова, несомненно, отразилась на дальнейшем ходе стро­ительных работ в Архангельском, так как впоследствии Юсупов не имел в своем распоряжении другого такого же талантливого мастера из крепостных.

При подготовке публикации были использованы материалы статьи  С.В.Безсонова.