ИСТОРИЯ УСАДЬБЫ
С XIV—XV вв. вокруг великокняжеской Москвы начали появляться боярские и церковные села. Жизнь и рост этих селений, а в них – подмосковных барских усадеб, всегда находилась в зависимости от экономических и социальных условий в государстве. В значительной степени, рост усадеб был обусловлен их близостью к Москве, политическому и экономическому центру страны.
Загородные имения имели приоритетно хозяйственное значение. Их владельцы, служившие в Москве, снабжались из усадеб сельскохозяйственными припасами. Вокруг усадеб располагались «озера, нивы и пажити», строились мельницы, развивались скотоводство, коневодство, бортничество, охота и рыбная ловля.
В XVI и XVII вв. правительство, стремясь создать вокруг Москвы имения военных, переселяло сюда служилых людей, размещая их в сравнительно небольших поместьях в 100 — 120 четвертей. Подмосковными дачами пользовались «временные» и «сильные» люди, сумевшие приобрести во владение или получить по должности значительные земельные участки.
Под Москвой появились усадьбы Стрешневых, Одоевских, Черкасских, Мстиславских, Голицыных, Нарышкиных, Шереметевых, Морозовых и др. Большие участки земли находились в ведении царской семьи. Столь стремительное присвоение земель в окрестностях Москвы вызвало в 1648 г. челобитную посадского населения города, лишившегося выгона для скота.
В XVII в. развитие в Москве торговой жизни значительно изменило характер хозяйственной деятельности подмосковных усадеб. Их владельцы начали посылать своих «беспашенных крестьян» и бобылей в Москву, работать в качестве портных, чулочниц, сапожников, кузнецов, кожевников. В подмосковных имениях начали строить «на кирпичное дело сараи», оттуда же доставляли предметы продовольствия для продажи на городских рынках.
В XVII веке подмосковные усадьбы начали использоваться для временного, особенно летнего, проживания, так как близость к столице давала возможность быстрого, при надобности, возвращения в город. Опальные бояре отъезжали в Подмосковье на продолжительное жительство, ожидая случая снова явиться ко двору.
Цари, особенно Алексей Михайлович (увлекавшийся смолоду соколиной охотой, а в зрелом возрасте — цветоводством и садоводством) проводили значительное время в своих подмосковных имениях, посещая также и резиденции приближенных. Это объясняет стремление обустраивать подмосковные имения «хоромами», обставлять богатой утварью, украшать цветниками и садами.
Среди подмосковных усадеб XVII в. видное место по красоте и значимости занимают царские подмосковные имения Коломенское и Измайлово. Наряду с ними, были красивы и имения знатных бояр. У В. В. Голицына в Медведках были построены богато убранные хоромы, крытые «по польски», наполненные картинами «немецкой работы», «парсунами» и т. п. В усадьбе была роща с оленями и пруды с лебедями. То же можно сказать и о другой голицынской усадьбе — Черная грязь (Царицыно), где имелся сад, парк и птичник с павлинами и журавлями.
Стремление сделать загородное жилье местом для приятного времяпрепровождения дает возможность выделить такие усадьбы в особую группу от прочих, несмотря на значительное количество общих черт между ними. Наиболее значительна по количеству группа усадеб, являющихся хозяйственными центрами помещичьего землевладения. Меньшей, но исключительной по своим художественным достоинствам, является группа усадеб, предназначенных служить для владельцев местом развлечений.
К усадьбам первой группы следует отнести и жилище дворянина однодворца и многочисленные постройки богатого крепостника. Такие загородные резиденции получили распространение на всей территории государства. Усадьбы второй группы принадлежали придворной аристократии и были сосредоточены около столиц, преимущественно под Москвой, даже после перенесения столицы в Петербург. Перемена столицы лишь на время задержала рост дворянских подмосковных усадеб. Царские же подмосковные имения постепенно пришли в естественный упадок.
В XVIII в. русские императоры создают Стрельну, Петергоф, Царское Село; позднее — Гатчину, Павловск. Уже при Петре I знать спешила обустроить дворцы поблизости от императорской резиденции. Так, Меншиков создал Ораниенбаум.
В дальнейшем «великолепие, введенное у двора, понудило вельмож, а следуя им и других, умножать свое великолепие. Уже вместо сделанных из простого дерева мебелей стали не иные употребляться, как аглинские, сделанные из красного дерева… Домы увеличились и вместо малого числа комнат уже по множеству стали иметь, яко свидетельствуют сие того времени построенные здания; начали домы сии обивать штофными и другими обоями, почитая неблагопристойным иметь комнаты без обой; зеркал, которых сперва весьма мало было, уже во все комнаты и большие стали употреблять».
Перестав быть столицей, Москва осталась крупнейшим экономическим центром страны. Она притягивала к себе дворянство. Многие зажиточные дворяне, особенно после освобождения от обязательной государственной службы, предпочитали жить и развлекаться в Москве, управляя отсюда своими имениями. В Москву же переезжали на постоянное жительство отставные вельможи. Елизаветинский и екатерининский дворы часто и надолго выезжали в Москву; одно время даже шла речь о переводе сюда столицы.
Часть земельной и придворной аристократии в конце XVIII и начале XIX в. выстроила подмосковные усадьбы, сохранившиеся до нашего времени. «Век Екатерины, пышный, роскошный, великолепный, оставил вокруг Москвы немало следов преуспевающей жизни дворян того времени. «Невозможно перечислить всех, так называемых, подмосковных сел, достойных внимания», пишет в 1837 г. Нестор Кукольник. Родовая знать, получавшая подмосковные имения по наследству, перестраивала их в угоду новым вкусам. Архангельским прежде владели Голицыны, затем его купил у них Н. Б. Юсупов. К началу XIX в. Москва окружается роскошными дворцами, вокруг которых развиваются сначала регулярные французские, а затем пейзажные английские парки.
В 1803 г. Н. М. Карамзин имел основание писать о природе подмосковных усадеб восторженную характеристику: «Русские уже чувствуют красоту природы, умеют даже украшать ее. Объезжайте подмосковные владения — сколько прекрасных домиков, английских садов, достойных любопытного взора просвещенных иностранцев. Например, село Архангельское, в 18 верстах от Москвы, вкусом и великолепием садов своих может удивить самого британского лорда; счастливое, редкое местоположение еще возвышает красоту их». А. Воейков, переводивший в начале XIX в. книгу Ж. Делиля о садах, дополнил ее в 1816 г. описанием в стихах подмосковных усадеб «Архангельское», «Кускова», Люблина, Нескучного и др.
Последовавший вскоре рост индустриального производства оказал влияние и на подмосковные имения. В непосредственной близости от великолепных парков стали появляться суконные, полотняные и другие фабрики, кирпичные заводы, а у помещика Куракина, например, даже сахарный завод. В Архангельском действовали пильная мельница, суконная фабрика, хрустальный и фарфоровый заводы (последний, правда, не изготовлял продукции на продажу).
Художественный облик подмосковной усадьбы конца XVII – первой половины XVIII века, в целом, не сохранился до нашего времени. В мемуарах современников, те или иные постройки часто приписывалась Растрелли. Однако, до сегодняшнего дня, без искажений не дошла ни одна усадебная постройка, созданная этим мастером. По всей вероятности, рассказы о многочисленных работах Растрелли в провинции сильно преувеличены. Очевидно, в области архитектуры существовали столь же смелые суждения, как и в живописи, выражавшиеся в стремлении владельцев усадеб приписать своей картине или зданию авторство выдающегося, популярного мастера. Сколько «рафаэлей», «тицианов», «рубенсов», «вандиков» насчитывалось в наших усадьбах!
То же повторилось и в архитектуре. Известным на всю страну Растрелли и Кваренги приписывались многие здания, построенные часто не только не в стиле мастера, но и не в стиле его эпохи. В церковной летописи с. Архангельского составитель ее, местный священник, с апломбом приписывает Растрелли постройку главного дома в имении. Между тем, здание было построено в 80-х годах XVIII в., т. е. уже после смерти Растрелли (1700—1771), и притом в стиле классическом, совершенно исключающем всякое отношение этого мастера к данному сооружению. Не оправдалось также существовавшее мнение о постройке главного дома в Архангельском архитектором Кваренги.
Все лучшее, что дошло до нас от архитектуры подмосковных усадеб, не восходит по времени ранее 60—70-х годов XVIII в., когда в России на смену барокко пришел классицизм. Единственный памятник архитектуры начала XVIII в. в подмосковных имениях — это домик в с. Глинках, бывшем имении Брюса. Наиболее старой из усадеб следует признать, не считая храмов, усадьбу Кусково (в которой голландский домик относится к 1749 г., а главный дом — к 1770 г.), а также Царицыно, начавшее строиться с 1775 г. К середине XVIII в. также относится имение Кривякино под Коломной. Большая же часть подмосковных усадеб была построена в конце XVIII в. Таковы: Архангельское, Никольское-Урюпино, Останкино, Дубровицы (дом), Остафьево. Поэтому, зрительный облик усадеб обычно связан с формами классицизма, а позднее — ампира, и только в отдельных случаях — с формами псевдоготики (Царицыно, службы в Суханове и др.).
Классическая архитектура подмосковных усадеб прекрасно гармонирует с северной природой и пейзажем средней полосы. В древней Греции, сначала вырабатывались формы деревянной колонны. Позднее, в VII и VI вв. до н. э., там же перешли к выработке их из камня, и уже в римской и романской архитектуре для колонны употребляют преимущественно камень. Оставленные в расцвете готики, архитектурные формы классики в XVI в. вновь находят применение в Италии и отсюда распространяются по всей Европе.
Декоративный стиль барокко сохранил эти формы, отбросив их конструктивный и тектонический смысл. Пришедший на смену барокко классицизм возвратил классическим формам их смысл и перенес их в Россию. Здесь классицизм не только пережил пышный расцвет, но, благодаря обилию леса, возвратился к своему первоначальному материалу. Отсюда видна близость этих форм с покрытой лесами средней полосой России.
Гармонии усадебной архитектуры с природой способствует и раскраска зданий. В природе средней полосы России наблюдается определенное сочетание красок: то золотистые пятна созревающих хлебов на фоне зелени равнин и синевы неба, то белые стволы берез или красноватые — сосен, выделяющиеся среди зелени лесов. Постройки XVIII в., окрашенные в красноватые, а с начала XIX в. — в теплые желтые цвета, в сочетании с белыми стволами колонн сливаются в общую красочную гамму с окружающей природой и создают единое, целостное впечатление.
Говоря о внешнем облике усадебной архитектуры, следует иметь в виду, что их архитектура, в том виде, как она дошла до нашего времени, почти нигде не была комплексом построек, возведенных одновременно по единому замыслу. Как правило, имение строилось постепенно, в течение десятков лет. Одни здания сносились, их на месте возводились новые, к существующим зданиям делались пристройки и т. д. В итоге усадьба представляет результат строительной деятельности целых поколений, отражающей смену стилей, смену художественных вкусов различных периодов.
Это отчетливо видно в Архангельском, которое в течение 50 лет (1780 — 1831) непрерывно строилось, меняя свой ранний классический облик на ампирный. За указанный период, в Архангельском работал целый ряд архитекторов, проектировавших здания и руководивших строительными работами. Например, в течение 10 лет (1810— 1820) в имении работало четыре архитектора: И.Д. Жуков, О.И. Бове, С.П. Мельников и Е.Д. Тюрин. К этому списку следует прибавить имя крепостного архитектора Стрижакова, фактически руководившего строительными работами на месте.
Непрерывная строительная деятельность и частые смены художественных руководителей отражались на единстве стиля усадебных зданий. Многие крупные землевладельцы второй половины XVIII и начала XIX в. имели своих крепостных архитекторов, которые занимались не только текущим ремонтом и постройкой хозяйственных сооружений в усадьбах, но зачастую выполняли самые ответственные постройки.
Благодаря природной сообразительности, работоспособности и чувству гармонии, крепостные архитекторы умело справлялись со своими задачами, порой внося в осуществление замысла некоторое своеобразие. В начале XX века, это обстоятельство нередко ставило в тупик искусствоведов, исходивших в своих художественных оценках архитектуры подмосковных усадеб лишь из западноевропейских традиций.
Своеобразие архитектуры не только подмосковных, но и русских усадеб в целом было обусловлено тем, что их строили, главным образом, не первоклассные архитекторы с европейскими именами (которым обычно приписывается сооружение того или иного дома в подмосковных усадьбах), а почти исключительно крепостные архитекторы. К дорогостоящим столичным и европейским знаменитостям помещики обращались главным образом за получением проектов построек. Осуществление же проекта в натуре поручалось почти всегда местным мастерам.
Столичные архитекторы, занятые придворными и многочисленными частными заказами по столице, за его пределы на стройку не выезжали. Поэтому, при изучении усадебной архитектуры, даже при наличии документального свидетельства о выполнении проекта знаменитым архитектором, всегда необходимо знать, кто на месте осуществлял этот проект и в какой степени был воспроизведен первоначальный замысел проектировщика.
Характерным примером данной практики может служить Останкинский дворец. Искусствоведы поломали немало копий, решая вопрос о строителе этого дворца. А когда открылся доступ к шереметевским архивам, оказалось, что первоначальные проекты Кваренги и Старова были в значительной степени изменены крепостными архитекторами Шереметева Аргуновым, Мироновым и Дикушиным. Обустройство внутреннего убранства имений всегда занимало их владельцев. На украшение жилища затрачивались большие средства; приобретались не только дорогие, но и художественно ценные предметы. Часто, при незначительности архитектуры усадьбы, главной прелестью ее была обстановка.
При изучении внутреннего убранства имений всегда следует обращать внимание на ее художественные коллекции. Многие из вещей, которые составляют чуть ли не основу убранства европейских дворцов, вилл и отелей, в отечественных усадьбах почти не встречаются; другие же, наоборот, представлены с исключительной полнотой. Прежде всего, бросается в глаза почти полное отсутствие в комнатах усадеб икон. Иконы встречаются очень редко, главным образом, в спальнях, в виде небольших образков. Старые родовые иконы помещики передавали в храм, обычно включаемый в комплекс усадебных построек. Но и храмы в большинстве подмосковных усадеб имеют более раннее происхождение, чем усадебные дворцы. Так, храмы Архангельского и Останкино — XVII в., храм Дубровиц — конца XVII в. и т. д.
В дворцах, виллах и замках Европы имеются богатые коллекции оружия. Под оружие отводятся особые комнаты (арсеналы), им гордятся владельцы. В российских поместьях подобных коллекций оружия почти не встречается. В известной мере, это объясняется тем, что российская придворная знать XVIII в. в значительной части была не родовая, т. е. не могла похвастать военными доблестями своих предков.
Следует отметить отсутствие в российских усадьбах коллекций текстиля. Гобелены и ковры встречаются довольно редко. Материи, которые употреблялись для украшения стен и драпировок, не сохранились. Собрания старинной одежды также редки. Даже Архангельское, владелец которого имел прославленную Купавинскую фабрику шелковых тканей, не может похвастать своим собранием текстиля.
Зато, во всех подмосковных имелись значительные библиотеки, составленные из книг XVIII и первой половины XIX веков. В большинстве своем, коллекции были представлены на французском языке. Аристократы, почти не державшие книг в столице, скупали их в большом количестве для усадеб. Библиотечные книги имели роскошный переплет; под них отводились специальные комнаты, заказывались вместительные шкафы. Число книг у Юсупова достигало 30000—50000 экземпляров. Но, у большинства владельцев это собирание книг имело, по большей части, коллекционный характер. Немногие из владельцев усадеб пользовались книгами. К таковым, можно, например, отнести князя Д. М. Голицына, на многих книгах которого имелись его собственные пометки.
Владельцы усадеб любили скульптуру, которую использовали как для украшения комнат, так и для убранства парков. Но, скульптуру в подмосковных имениях, как правило, отличало невысокое качество. Это, в большинстве случаев, не подлинники, а копии, и притом, зачастую, исполненные местными мастерами. Античные подлинники, статуи выдающихся европейских и крупных русских мастеров встречаются только в Архангельском.
Все имения полны картинами. Картинами украшались стены многих комнат. В Архангельском, Кускове, Останкино имелись специальные картинные галереи. В усадьбах встречаются комнаты, посвященные отдельным мастерам. Но, несмотря на то, что станковая живопись являлась излюбленным убранством подмосковных имений, сохранившиеся картины, как правило, не отличает высокое качество. Аристократы ориентировались на работы известных художников, а продавцы-иностранцы нередко легко обманывали богатых покупателей, несведущих в искусстве. Вместе с тем, в ряде усадеб встречаются и первоклассные картины. Такими шедеврами богато и Архангельское, где представлены подлинные работы Буше, Виже-Лебрен, Тьеполо, Юбера (Гюбер) Робера и др.
Коллекции российских усадеб богаты коллекциями фарфора. Это – излюбленный материал для декоративного оформления комнат. Фарфор вывозили из-за границы и приобретали на российских заводах. В Архангельском, Юсуповым даже были построены собственные фарфоровый и хрустальный заводы.
Исключительно хороша усадебная мебель. Искусство изготовления мебели крепостными мастерами достигло в начале XIX в. необыкновенных успехов. Замечательна российская мебель из карельской березы и ореха. Коллекции мебели можно разделить на две группы: мебель, изготовленную в столицах, по рисункам известных художников и мебель, изготовленную крепостными и получившую своеобразные, чисто провинциальные формы. Последняя, преимущественно и наполняет загородные имения, подчас не уступая образцам первой группы в качестве и своеобразии художественной формы.
Усадьбы, как правило, используют окружающие главный дом достопримечательности ландшафта и рельеф местности для создания гармоничной окружающей природной декорации. Протекающая река, естественные озера, склон холма, дико растущий лес — все служит средствами для организации привлекательных видов, эффектных перспектив и романтических пейзажей. К дому, обычно расположенному на возвышенном месте в центре усадьбы, устраивался пышный парадный подъезд.
Вокруг главного строения имения разбивался парк, в постройках более раннего периода — французский, позднее — английский. Намек на итальянские террасы, подобные тем, что были созданы в Архангельском, встречаются крайне редко. Из деревьев предпочитали сажать липу, клен, реже — березу, лиственницу. В парках устраивали цветники, теплицы и оранжереи. Озера наполняли рыбой и водоплавающей птицей. При отсутствии естественных озер, выкапывали пруды. В вечернее время имение часто освещалось фейерверками. Для создания атмосферы отдыха или развлечение использовались практически все природные стихии.
Стремясь создать в подмосковных усадьбах красивую и спокойную жизнь, владельцы отдаляли от барского дома все хозяйственные строения и жилища крепостных. Как правило, они располагались отдельной группой, в стороне, на расстоянии 100—200 м. от главного дома, за парком. Но и здесь, службам придавался художественный облик. Они возводились в классическом стиле (идентичном с главным домом), или же в стиле ложной готики (как, например, в Суханове, или Черемушках).
Кроме упомянутых общих черт, большая часть подмосковных усадеб имела свои индивидуальные особенности. Они выделяли каждую из них и делали ее узнаваемой. Владельцы усадеб гордились своими имениями и, как могли, их поддерживали. Так, Царицыно славилось системой своих прудов, Горенки — ботаническим садом. Останкино было известно замечательным театром. Во времена Голицына, Архангельское славилось своей библиотекой и оранжереями. Во времена Юсупова усадьба выделялась парковыми террасами, украшенными многочисленными скульптурами из мрамора. С 1827 г. Юсупов начал создавать в Архангельском уникальные оранжереи и ботанический сад, однако его кончина воспрепятствовала завершению этого начинания.
При подготовке публикации были использованы материалы статьи С.В. Безсонова.