Братья Лимбурги. «Времена года». Январь. Картины художников

Миниатюры «Времена года» были выполнены братьями Лимбургами для «Великолепного часосло­ва герцога Беррийского». Часословы, или точнее кни­ги часов (часовники), появились в Западной Ев­ропе в XIII веке, однако особенное распространение они получили в XIV—XV веках, в связи с ростом грамотности. Прежние мастерские, сосредоточенные в основном в монастырях, не могли справиться со всеми заказами, и в городах возникают собственные цеха, объединяющие переплетчиков, пергаментщиков, скрипторов — мастеров черного текста, рубри­каторов, выводивших красной киноварью или ла­зурью заглавные строки, специалистов по разри­совке инициалов и, наконец, художников. Структура и состав часословов отличались единообразием. Все они начинались с календаря, который обычно сопровождался изображениями трудов и развлече­ний в различные времена года и знаками зодиака, затем следовали извлечения из евангелий, молитвы и т. д., приуроченные к определенному Часу (на­звание церковной службы), отсюда и наименова­ние — часослов.

Украшенный, как изысканная картина художника, драгоценными миниа­тюрами, одетый в красочный переплет, часо­слов был в то время излюбленным подарком, предназначавшимся для особо торжественных случаев: бракосочетания, рождения первенца и т.д. Он становился семейным сокровищем, реликвией, лю­бимой книгой, к которой обращаются не только из благочестия, но и как к источнику эстетического наслаждения и радости. Кроме того, часослов со­держал ряд сведений практического характера по астрономии, астрологии, медицине и т.п., что де­лало его своеобразной домашней энциклопедией. Попав в руки городских мастеров, часословы дела­ются все более нарядными и красочными: инициа­лы прорастают грациозными чудовищами, «гротес­ками», поля рукописей покрываются луговыми травами, цветами, кустиками лесных ягод, бабочками, птицами и зверька­ми. Все изображенное на пергаментных листах манускриптов выполнялось в гармоничном, исполнен­ном строгого изящества единстве. Но, украшения на полях рукописей игра­ли не только  декоративную роль.

Каждое изображение было исполнено символики и внутреннего значения, которые были понятны людям того времени. Весь мир, земля и звезды, горы и реки, все, что живет и растет, находится в неразрывной и тайной взаимосвязи. Любая деталь несет на себе отсвет величия  мироздания, и человек неотделим от этого единства, он — его неотъемлемая часть. Поэтому, для художников не было ничего второстепенного, все было наполнено глубоким смыслом значением, как часть великого всеобщего. Отсюда и возникало то трогательное, под­час простодушное, но исполненное благоговейного трепета перед величием и красотой мира старание мастеров запечатлеть все, что их окружало. Создаваемые произведения редкой красоты и совершенства по стилю, были отмечены высокой духовностью.

Над рукописью каждого часослова трудилось боль­шое число людей, иногда в течение многих лет. Создание манускрипта, нередко, сравнивали со строительством соборов: как нет совершенно одинаковых храмов, так не сохранилось и двух абсолютно идентичных книг. Связь с архитекту­рой проявлялось и в том, что, будучи вплоть до XV века ведущим видом искусства, основным средством выражения духовной жизни человечка, зодчество являлось своеобразным поэтическим эталоном. Подобно фреске, на глади церковной стены, миниатюра подчеркивала соответствие плоскости листа; строгое и изящное готическое письмо располагалось на четкой горизонтали строк, которые, в свою очередь, подобно стройным рядам каменной кладки, вырастали на вертикальной плос­кости листа.

Ритм красочных заглавий подчеркивал ясность содержания, смысловые акценты которого отмечались миниатюрами и инициалами. Все это превращало страницы рукописей в про­изведения высокого графического искусства. Конец XIV — начало XV  века — время высшего расцвета искусства рукописной книги. Начиная с красочных переплетов, выполненных с юве­лирным мастерством, изысканных инициалов, красочных миниатюр, и кончая формой готического шрифта — все было отмечено совершенством деталей, единством целого, и глубоким пониманием специфики искусства оформления книги, в которой также видели и драгоценный пред­мет. Этот синтез, подобно синтезу зодчества, скульптуры и живописи, являлся выражением цельности художест­венного мышления, обусловленным цельностью ми­ровосприятия. Это время, называемое «золотым веком» рукописи, сохранило подлинные шедевры, но и среди них «Великолепный часослов герцога Беррийского» занимает особое место «короля манускриптов». Первое упоминание о часослове встречается в инвентарях герцога Беррийского за 1416 год.

Январь

“Великолепный часослов герцога Беррийского”. Январь. Братья Лимбурги

Январь — одиннадцатый месяц древ­неримского календаря, названный в честь бога Януса, ставший первым ме­сяцем Юлианского календаря (46 год до н. э.). В течение многих столетий январь сопровождался изображением пира, однако, следуя давней тради­ции, братья Лимбурги трактуют эту тему по-новому. На миниатюре изображен не «пир» вообще, а реальное событие, где место, время, действующие лица охарактери­зованы весьма конкретно. В окруже­нии придворных и друзей пирует за праздничным столом герцог Беррийский, одетый в синее, шитое золотом платье, подбитое мехом. За его спиной пылает камин, прикрытый пле­теным экраном, из-за которого вы­рывается дым и пламя. Слева золо­тыми буквами представлена надпись: «Approche, approche» («Ближе, ближе»). Можно предположить, что с этими словами герцог обращается к своему собеседни­ку, предлагая ему пересесть поближе. Но скорее их произносит придворный, облеченный жезлом, приглашая вновь прибывших гостей приблизиться к огню.

Все участники сцены охарактеризо­ваны настолько индивидуально, что уже давно делалась попытка их иден­тификации. Прежде всего, сам Жан Беррийский, облик которого хорошо известен по другим миниатюрам и портретам. Это – уже немолодой чело­век (в момент создания часослова ему было около 70 лет) с плотной фигурой и характером сангвиника. Даже в том, как положены на стол его руки, угадывается большая склонность к действию, нежели к реф­лексии. Его собеседником — седым пре­латом — предполагается епископ Шартрский — Мартина Гужа, который так же, как и герцог, был страстным библио­филом. Слева, на втором плане, наис­кось от прелата, выделяется своим обликом человек в сером колпаке, в синей, ото­роченной мехом одежде. Высказыва­лось предположение, что это Поль Лимбург, а два молодых человека, лица которых нарочито заслонены другими персонажами, — его братья.

Возле стола, спиной к зрителю стоят стольники (они разрезают дичь), виночерпий в синем плаще, шитом зо­лотыми листьями померанца (эмблема, указывающая на принадлежность ко двору герцога Беррийского, так же, как буквы «VE»), и хлебодар в красно-белой с черными рукавами одежде. Должности виночерпия и хлебодара считались в средние века выше рангом, нежели стольника, так как они были причастны к хлебу и вину — предметам священным, исполненным символичес­кого смысла. Конкретность характеристик распрост­ранялась не только на людей, но и на утварь. На столе, слева от герцога кра­суется великолепной чеканки золотой сосуд в форме корабля, нос и корма которого украшены башенками с фи­гурками лебедя и медведя — символа­ми, всегда сопутствующими Жану Беррийскому.

В литературе, посвященной часослову, этот сосуд обычно идентифицируется с так называемой «Солонкой с беседкой», однако ее описание в инвентарях герцога не соответствует изображению: там сказа­но, что у солонки был поддон о четы­рех колесах, а крышка солонки имела вид беседки, увитой гирляндами. Ни­чего этого нет на миниатюре: внутри сосуда видны два не­больших золотых блюда. В этом же инвентаре упоминается о роскошном золотом сосуде, принадлежавшем гер­цогу и называвшемся «Королевский неф». Возможно, именно он изображен на миниатюре. На красном шелковом балдахи­не, осеняющем хозяйское место, вытканы медведь и лебедь.

Сочетание двух слов «ours» (медведь) и cygne» (лебедь) образуют своеобразный галант­ный ребус, заключающий имя некоей прекрасной дамы — Урсины, которую герцог, как полагают, встретил во вре­мя своего пребывания в Англии. Покровительницей герцога также счита­лась св. Урсина. Среди утвари и яств на столе изображены две крошечные собаки из породы левреток, персонажи тоже исторические, присмотр за ко­торыми составлял особую должность при дворе, и в 1401 году был поручен некоей мадам Вийер. Стены зала укра­шены коврами с изобра­жением батальных сцен, как пред­полагается, посвященных Троянской войне.

Миниатюры календаря, в зависимости от времени года, трудов и развле­чений того или иного месяца отлича­ются колоритом и ритмом. Январь — месяц праздничный, яркий и многоцветный; широкая плоскость стола, покрытого белой скатертью, обилие белого в одеждах лю­дей на переднем плане, оттененного большими пятнами синего, — знак сне­га и зимы. В лазурном тимпане, венчающем миниатюру, размещены знаки зодиа­ка «Козерог» и «Водолей», однако остальные графы, предназначенные для астрономических данных, остались незаполненными. Колесница солнца выполнена под влиянием меда­ли, числящейся в инвентаре герцога Беррийского, на которой изображен «Император Ираклий, возвращающий в  Иерусалим Крест Господень».

При подготовке публикации были использованы материалы книги
“Братья Лимбурги” Стародубовой, М.1974 г.